Миф о Дедале: творец или психагог?

Звезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна
 

Миф о Тесее и минотавре известен всем, и, наверное, многие помнят другого фигуранта этой замысловатой истории, которая впоследствии непрерывно снабжала и до сих пор снабжает сюжетами литературу и искусство, Дедала.

Но, думаю, редко кто задумывается о том, что античная мифология, какой мы её знаем, имела еще более древние корни, и в её сюжетах можно услышать отголоски более архаических мифов, которые классическая Греция интерпретировала и проживала по-новому спустя многие столетия после того, как ушло в небытие породившее их устное предание. Иногда мы можем попытаться проследить, что же стояло за этим вторичным воссозданием мифа, и сегодня я хочу поговорить об одном из самых сильных античных образов, образе мастера, создателя, архитектора и изобретателя Дедала.

Граффити из Агиа Галини Граффити из Агиа Галини

 

Иллюстрирующее эти размышления граффити я нашла несколько недель назад на Крите в местечке Агиа Галини, и это изображение, что называется, запало мне в душу.

Итак, древние греки считали Дедала исторически реальной личностью, какими были для них и многие другие герои мифов. Творения критского мастера, его сыновей и учеников бережно сохранялись во многих городах Греции, Сицилии и Италии, как подтверждения реальности своего создателя. Античных авторов, повествующих о приписываемых Дедалу постройках и произведениях искусства, совершенно не смущало то, что в большинстве своем они были отделены от предполагаемого времени жизни их творца, по крайней мере, несколькими столетиями.

Некоторые ученые также считают Дедала реальным, жившим многие века назад, человеком, другие видят в нем скорее собирательный образ творца, как например А. Ф. Лосев, назвавший Дедала «Леонардо да Винчи бронзового или железного века», но самое, на мой взгляд глубокое и интересное мнение высказал блестящий русский миноист Юрий Викторович Андреев в своей статье «Минойский Дедал», содержание которой я изложу ниже.

Минойское происхождение мифа о Дедале в современной науке уже не вызывает особых сомнений, поскольку, в отличие от позднейших афинский надстроек, его связь с Критом очевидна. Здесь локализованы центральные эпизоды мифа, составляющие его основное структурное ядро. Например, историю с Пасифаеей и деревянным быком можно считать прямой реминисценцией минойского религиозного обряда, который мы видим на фресках и печатях с тавромахией. Просто со временем это знание, как часто бывает в мифологической традиции, профанировалось, превратилось в эдакий пошловатый анкдот. Нечто похожее мы, например, видим в тексте «Битвы при маг туиред», где Дагда, одно из главных кельтских божеств, предстает в комическом образе обжоры непотребного вида в рваной рубахе с отвисшим брюхом и неприкрытым. Хотя некоторые исследователи феномена самовысмеивания в мифологии наоборот, вслед за Бахтиным, считают наличие «смеховой культуры» признаком устойчивой, сильной веры, которой необходима такая форма разрядки.  

Конечно, именно минойским является главное из приписываемых Дедалу строений — Лабиринт. В одной из табличек кносского архива (KN Gg 702) упоминается богиня, имя которой заменено эпитетом «владычица лабиринта» (dapuritojo potinija). Кто бы ни скрывался за этим обозначением, ясно одно: по крайней мере в конце XV в. до н.э. (время, которым обычно датируется архив Кносского дворца) Лабиринт был уже известен на Крите как некое культовое сооружение. Стоит отметить, что Лабиринт часто интерпретируется в современной научной литературе как своеобразная «модель» обители мертвых или же, что еще более вероятно, как схема ведущих туда путей.  Дедал — не только создатель Лабиринта, но и единственный человек, владеющий его тайной, знающий, как в него проникнуть и как потом из него выйти.

В одном из документов все того же кносского архива (KN Fp I.X.723), содержащем перечень приношений масла различным божествам, прочитаны слова dedarejode, что можно понять как Daidaleionze, т.е. «в Дедалейон» или «в святилище Дедала». Значит раз в конце XV или начале XIV в. до н.э. в Кноссе существовало некое святилище Дедала, мы, вслед за Андреевым, вправе предположить, что сам Дедал в это время был еще местным критским божеством, отнюдь не афинским архитектором и ваятелем, по прихоти судьбы заброшенным на Крит, как об этом рассказывается в позднейших мифах.

Ларнак из Армени

Обратившись в минойской иконографии мы находим множество крылатых существ, но поводов отождествлять их с Дедалом не много, разве что кроме ларнака из Армени, который, кстати, можно во всех деталях рассмотреть в Археологическом музее в Ретимно, что я и сделала в последнее свое пребывание на Крите. Андреев выдвигает предположение, что на ларнаке, в соответствие с его предназначением быть вместилищем человеческих останков при захоронении, изображен загробный мир с рекой или морем, отделяющим мир живых от мира мертвых.  Есть здесь образ некоего «Харона», похожего на привратника существа с лабрисом в руках, но наибольший интерес представляет парящая над всей сценой фигура с странно изображенными, явно искусственными, зажатыми в руках крыльями. Это еще одна ниточка к Дедалу, единственному из всех крылатых персонажей греческих мифов, который изготовил крылья собственными руками.

И, вслед за Андреевым, мне кажется логичным допущение, что представление о Дедале — архитекторе и строителе Лабиринта — вполне могло возникнуть в результате произвольного рационалистического переосмысления первоначальной основной функции этого древнего критского божества — функции, как говорили греки, психагога или проводника душ в царство мертвых.  

Активное участие Дедала в центральном эпизоде мифа о Тесее и Минотавре позволяет предположить, что его минойско-микенский прототип играл важную роль не только в сфере заупокойного культа, но также и в тесно связанной с ней сфере переходных обрядов или инициации. Чудесное спасение Тесея и прибывших вместе с ним на Крит афинян, их возвращение из заколдованного обиталища Минотавра, откуда еще никто и никогда не возвращался, — сам этот сюжетный мотив архетипически несомненно восходит к обрядам именно такого рода.

Дополнительным подкреплением «птичьего» образа проводника душ может стать зафиксированное многими этнографами наблюдение за шаманскими обрядами, в которых ищущий контакта с «верхним миром» добивается сходства с птицей, используя в своем костюме перья. Изготовление волшебных крыльев в истории Дедала дает основание предполагать, что черты шамана — проводника душ — уже изначально были органически слиты в его образе с чертами искусного мастера — изобретателя всяких диковинок, в основном предметов, наделенных особой магической силой.

Литература:

Tags: